Название: Интеллектуальная беседа
Фэндом: Bleach
Рейтинг: G
Жанр: General
Форма: one-shot
Действующие лица: Урахара Киске, Куроцучи Маюри.
Саммари: Мысли и отношение Куроцучи Маюри к Урахаре Киске и произошедшем с ним.
Отказ от прав: ни я, ни автор этого фика героями «Bleach» не владеем; они принадлежат Tite Kubo.
Автор: VioTanequil
Спойлеры, предупреждения: минимальные из арки Turn back the Pendulum
Статус: закончен
Оригинал: на fanfiction.net
Интеллектульная беседаЕму не нравился этот человек. Ничуть. Ни капли. Он знал: что бы он не делал, чего бы не достиг, ничто из этого никогда не сравнится с этим человеком. Никогда. Во веки веков. Им манипулировали, из него извлекали выгоду, использовали в своих интересах. Просто потому, что у него были мозги, потому, что он отказывался проявлять интерес к чему-либо, кроме того, что любил; поэтому он и оказался загнанным в ситуацию, из которой реальный выход был только один.
И он воспользовался этим единственным реальным выходом. Другого выбора у него не было. Нет, он принял предложение не из доброты душевной. Что за вздор, что за ерунда. Он, Куроцучи Маюри, не был добрым человеком. Он даже не был хорошим человеком. Он воспринимал себя на границе между плохим и хорошим, не склоняясь ни к тому, ни к другому, но сочетая в себе оба сразу. Он принял это предложение подлого дьявольского интригана Урахары Киске - человека, который мог, если бы захотел, легко поставить мир перед собой на колени.
И сделал он это, хотя и презирал своего нового начальника всем сердцем, из-за возможностей. Нет, Куроцучи Маюри слабаком не был. Он был сильным. Он был твердым. Он был гением, хотя и гением масштаба, несопоставимого с Урахарой Киске. Он был умным и знал это. Шикай дался ему легко. Конечно, Ашисоги Джизо лежал заброшенным годами и десятилетиями, но все-таки это было легко. Они оба нашли общий язык и общую цель. Оба питали отвращение к Урахаре Киске.
Он всегда хотел быть лучше, чем этот его чертов блондин-начальник, который мог небрежно расхаживать везде с высоко поднятой головой - и с полным на то правом! Тот факт, что кто-то с таким количеством таланта, таким количеством возможностей, таким количеством всего вообще мог существовать, причинял дикую боль. Он был гением, да, так, но по сравнению с Урахарой Киске он был ничем. И поэтому он работал с завидным усердием, пусть и под началом этого человека, работал не покладая рук. Взобраться на вершину, создать условия, получить преимущество - наука преподала им урок, что усердный труд - необходимое условие для получения желаемого. А в науке Курцучи Маюри был экспертом. Он жил и дышал ею. Сама суть его существа была наукой.
И именно потому, что сама его суть была наукой, положение второго лучшего его никогда не могло удовлетворить. Никогда. На свете не найти ни одного настоящего ученого, который бы удовольствовался положением второго номера. А Урахара Киске был первым, лучшим. Его широко признали как гения столетия, гения всех прошедших столетий, и конкуренцию ему могла составить разве что пара ключевых основателей Готея 13 и самого Сейрейтея. Но выход все же был. Наука утверждала, что выход есть всегда.
И поэтому он решил, что будет работать до изнеможения, и так и сделал, проводя в трудах час за часом, день за днем, вынужденно имея дело с испорченными сопляками и тупицами, населявшими 12-ую дивизию и исследовательский институт, всеми этими людьми, называвшими себя учеными, но едва ли заслуживающими это звание. Дураки, идиоты, мусор. Он докажет, что имея кое-какой талант от бога и упорно трудясь, можно стать лучшим; он им станет. Он затмит Урахару Киске. Его начальник померкнет в лучах его успеха. Будет глотать пыль, поднятую его стремительным рывком.
Куроцучи Маюри победит в этой схватке, и никто его не остановит.
А потом произошло это. Гений собственной персоной вышел из своей личной лаборатории, снова снисходя до общения с низшими, смешиваясь с окружающими и опять работая вместе со всеми, улыбаясь этой своей фальшивой улыбкой, которая, Маюри знал, была лишь маской, щитом. Именно этот случай продемонстрировал ему, в который раз, насколько далеко - и каким же невообразимо далеким оказалось это расстояние! - позади плелся он за человеком с таким количеством таланта от бога, что он просто не знал, что с ним делать.
Вот так далеко позади он был. Отстал настолько, что догнать блондина казалось невозможным. Теории, поверхности которых он едва коснулся, Урахара знал как свои пять пальцев, создав их с нуля во сне или в душе. Ну как же все-таки несправедлива была вселенная! Он просто поверить не мог. Весь его тяжелый труд, все, буквально все просто исчезло в тот миг, когда двери личной лаборатории временно открылись для членов дивизии и чудаковатый капитан в одном из этих своих приступов подавленности и неуверенности в себе заявил, что ему требуется помощь. Все растворилось без следа в сиянии чистого гения его начальника.
Догнать его казалось задачей невыполнимой. Но он знал, что увидеть - еще не значить поверить, и что увиденное - не всегда то, чем оно является на самом деле. Все дело в восприятии. Вот это и есть наука. Наука выполняла невыполнимое, доказывала невозможное, переходила к следующей проблеме и снова брала верх. Именно это и делал Урахара Киске бог знает сколько раз, и он, Куроцучи Маюри, сделает то же самое, одержав верх над гением - приблизившись к нему вплотную, сравнявшись с ним, а затем и превзойдя.
Он сделает это. И вот он с головой погрузился в свою работу - глубже, чем когда-либо до этого - оставаясь в лабораториях долгими часами после конца рабочего дня, анализируя, изучая, совершенствуя и непрерывно наблюдая и учась. Он отдался работе целиком, лаборатория была его жизнью, а наука - душой. Он работал со всей яростью одержимого, и он был уже близко. Так мучительно близко, что необходимость сна отдавалась болью, по живому резала неизбежность прекратить работу после целых двух недель непрерывных поисков выхода из тупика, в который он попал, борьбы с преградами и помехами на пути. Он был на пределе.
А потом случилось это.
Повод был жалким. Он это знал. Он был совершенно, всецело и абсолютно чушью. Не надо было даже обладать логическим мышлением, чтобы увидеть, что этот повод, сама эта причина была с изъяном. Ничего подобного раньше не случалось, нет, точно не случалось, он бы знал. Его уже раз сминала эта машина системы, он знал, каково это. Вся эта ложь - как жалко она выглядела. Достаточно было и одного лишь взгляда на остальных капитанов и сам процесс разбирательства... Все распалось в прах прямо у него перед глазами, но всей картины он не видел. У него были подозрения, были мысли, но он держал их при себе. В конце концов, он ничего не значил.
Его кумира, его цели больше с ним не было. Все, что он делал, казалось, потеряло всякий смысл. И именно это он ненавидел больше всего. Даже сама эта идея была для него невыносима. Он отторгал ее, отказывался ее принимать. Отказывался принимать то, что Урахара Киске просто взял и исчез. Это было просто смешно. Он знал, что люди из Централа 46, наверное, нашли что-то в их исследованиях, что им не понравилось, особенно учитывая, что эти слабоумные заседатели Централа перерыли их базу данных вдоль и поперек.
Дурачье. Никто не знал эту базу так, как он, или так, как Урахара Киске. Вся эта ерунда, которую они откопали, все эти так называемые железные доказательства против его капитана, вся эта глупость про предательство - все это было просто чушью собачьей. И он, Куроцучи Маюри, это знал. В конце концов, он был тем, кто следил за не подлежащими оглашению проектами. База данных была под его контролем с того момента, как и раздражающая лейтенант и этот его болван-капитан куда-то испарились. Его это мало интересовало. Но была одна вещь, которую он знал вне всякого сомнения.
Одна вещь, которую он знал наверняка: Урахара Киске предателем не был. Честно, хоть этот человек и был неприятным, хоть его цели и были неясны, хоть он и не раскрывался никому, хоть и были вещи, которые не многие о нем знали, но все же он был ученым. А все ученые, все настоящие ученые умели читать друг друга. Все, чего хотел Урахара Киске - это раздвинуть границы науки. Он хотел найти пределы возможного, выяснить, что за невозможное лежит за ними, и это невозможное воплотить в жизнь. В его капитане не было ничего предательского. Да и с чего бы таковому в нем взяться? До этого он никогда не был жертой обстоятельств или целью системы. По сути, он был живым воплощением того, что называется "гений". Только этот его блестящий разум был скрыт под личиной любителя валять дурака.
Но поделать он ничего не мог, да и не стал. Не было ничего, чем мог помочь вызывающий неприязнь третий офицер недавно полностью реформированной, а теперь и обесчесщенной 12-ой дивизии. Он был бессилен, и, откровенно говоря, всем сердцем ненавидел именно это. Он не спешил, медленно пробираясь к вершине, опустив голову, заперев все эти проклятые тайны в свою личную потайную базу данных - туда, где хранились и все остальные секреты Урахары Киске. Само собой, блондину бы и в голову не пришло, что его ретивый подчиненный сумел найти этот его тайник. Уж скорее он пребывал в уверенности, что, случись такое, этот самый подчиненный с его-то амбициями не упустит шанса вбить последний гвоздь в крышку его гроба, окончательно погубив и очернив его имя, чтобы он уже наверняка никогда не сумел вернуться в Общество Душ.
Но делать это было бессмысленно, так ведь? Куроцучи Маюри был человеком науки. Он хотел померяться умением с лучшим из ученых. Так что мешать лучшему стать лучшим было бессмысленно. Совершенно бессмысленно. И вот, его быстро повысили до капитана. Казалось, Централ отчаянно старался оставить "прискорбное предательство" позади. Каждому дураку было ясно, что все это - не более чем фарс, и что за сценой что-то происходит. Но в Централе заседали не просто дураки. Они были слепыми дураками. Они не видели того, чего не хотели видеть, а потому и тут проигнорировали все признаки.
Они постарались отстранить его от себя как можно дальше, не желая видеть ничего, что напоминало бы об этом "прискорбном предательстве". Они его не замечали. Он был чокнутым недоразумением природы. Вот и здорово. Маска уродца как нельзя лучше подходила для его целей, пока он затачивал свое мастерство до остроты кончика иглы и еще острее. Он продолжал совершенствовать свое умение до тех пор, пока не знал каждый сантиметр лаборатории буквально наизусть, пока не мог проводить сложнейшие эксперименты с закрытыми глазами, пока не ушел от всех остальных так далеко вперед, что почти почувствовал, почти увидел этот неуловимый титул гения. Не было никого, с кем бы он мог обсудить свои теории, они были слишком новаторскими даже для так называемых передовых умов 12-ой дивизии. Он был как никогда близок к достижению своей цели - еще немного, еще чуть-чуть, совсем чуть-чуть...
Но достичь ее он никогда не мог. Это была лишь иллюзия. Он обманывал сам себя и знал это. Он был сумасшедшим ученым, жестоким отцом, омерзительным сгустком слизи, но не гением. Он ни на йоту не приблизился к этой ускользающей мечте. Безысходность почти завладела им. Он почти сдался. Но нет, ведь он же был ученым. Он никогда не прекратит свое преследование совершенства, подбираясь все ближе, но никогда не дотягиваясь до его. Он и не хотел достичь совершенства. Он лишь хотел добраться до этой последней контрольной точки. Этой последней светловолосой, любящей валять дурака контрольной точки по имени Урахара Киске.
Но почему? Почему так трудно было карабкаться по этому склону? Почему невозможно было достичь вершины? Как он должен был сбросить чемпиона с подиума, когда не мог даже приблизиться к ведущим на него ступеням? Почему?... Он не мог даже подступиться к подножию этой горы. Даже начать этот путь возможным не представлялось. И он это ненавидел всем своим существом. Ненавидел, что был лишен возможности хотя бы попытаться, что ему не было позволено даже начать пытаться. Он питал глубочайшее отвращение к самой этой идее, но поделать ничего не мог. Он отказывался заглядывать в записи белобрысого кретина. Наотрез отказывался.
Он будет взбираться вверх без посторонней помощи. Он доберется самостоятельно. В один прекрасный день Куроцучи Маюри, капитан 12-ой Дивизии Готея 13, побьет Урахару Киске его же собственным оружием. А до тех пор он будет изо всех сил стремиться это сделать. Он смело встретит в лицо все насмешки, он выдержит все унижения, он будет язвительным и едким с ними. Они не понимали. Да никогда бы и не поняли.
Он наслаждался вызовом добраться до этого уровня. Он его смаковал.
Но, конечно, были и времена, когда он остро ощущал, что никто его не понимает, и когда в один из этих дней никто другой не мог осознать всю гибкость идеи заменить источник питания, потому что это повлияет на плотность жидкости в изоляционном слое компрессионной барокамеры, позволяя, таким образом, скачком поднять эффективность, благодаря чему, в свою очередь, возможным станет проводить еще более сложные эксперименты, ему до смерти, просто до смерти хотелось интеллектуальной беседы.
Интеллектуальной беседы в лице светловолосого, любящего валять дурака капитана.
Фэндом: Bleach
Рейтинг: G
Жанр: General
Форма: one-shot
Действующие лица: Урахара Киске, Куроцучи Маюри.
Саммари: Мысли и отношение Куроцучи Маюри к Урахаре Киске и произошедшем с ним.
Отказ от прав: ни я, ни автор этого фика героями «Bleach» не владеем; они принадлежат Tite Kubo.
Автор: VioTanequil
Спойлеры, предупреждения: минимальные из арки Turn back the Pendulum
Статус: закончен
Оригинал: на fanfiction.net
Интеллектульная беседаЕму не нравился этот человек. Ничуть. Ни капли. Он знал: что бы он не делал, чего бы не достиг, ничто из этого никогда не сравнится с этим человеком. Никогда. Во веки веков. Им манипулировали, из него извлекали выгоду, использовали в своих интересах. Просто потому, что у него были мозги, потому, что он отказывался проявлять интерес к чему-либо, кроме того, что любил; поэтому он и оказался загнанным в ситуацию, из которой реальный выход был только один.
И он воспользовался этим единственным реальным выходом. Другого выбора у него не было. Нет, он принял предложение не из доброты душевной. Что за вздор, что за ерунда. Он, Куроцучи Маюри, не был добрым человеком. Он даже не был хорошим человеком. Он воспринимал себя на границе между плохим и хорошим, не склоняясь ни к тому, ни к другому, но сочетая в себе оба сразу. Он принял это предложение подлого дьявольского интригана Урахары Киске - человека, который мог, если бы захотел, легко поставить мир перед собой на колени.
И сделал он это, хотя и презирал своего нового начальника всем сердцем, из-за возможностей. Нет, Куроцучи Маюри слабаком не был. Он был сильным. Он был твердым. Он был гением, хотя и гением масштаба, несопоставимого с Урахарой Киске. Он был умным и знал это. Шикай дался ему легко. Конечно, Ашисоги Джизо лежал заброшенным годами и десятилетиями, но все-таки это было легко. Они оба нашли общий язык и общую цель. Оба питали отвращение к Урахаре Киске.
Он всегда хотел быть лучше, чем этот его чертов блондин-начальник, который мог небрежно расхаживать везде с высоко поднятой головой - и с полным на то правом! Тот факт, что кто-то с таким количеством таланта, таким количеством возможностей, таким количеством всего вообще мог существовать, причинял дикую боль. Он был гением, да, так, но по сравнению с Урахарой Киске он был ничем. И поэтому он работал с завидным усердием, пусть и под началом этого человека, работал не покладая рук. Взобраться на вершину, создать условия, получить преимущество - наука преподала им урок, что усердный труд - необходимое условие для получения желаемого. А в науке Курцучи Маюри был экспертом. Он жил и дышал ею. Сама суть его существа была наукой.
И именно потому, что сама его суть была наукой, положение второго лучшего его никогда не могло удовлетворить. Никогда. На свете не найти ни одного настоящего ученого, который бы удовольствовался положением второго номера. А Урахара Киске был первым, лучшим. Его широко признали как гения столетия, гения всех прошедших столетий, и конкуренцию ему могла составить разве что пара ключевых основателей Готея 13 и самого Сейрейтея. Но выход все же был. Наука утверждала, что выход есть всегда.
И поэтому он решил, что будет работать до изнеможения, и так и сделал, проводя в трудах час за часом, день за днем, вынужденно имея дело с испорченными сопляками и тупицами, населявшими 12-ую дивизию и исследовательский институт, всеми этими людьми, называвшими себя учеными, но едва ли заслуживающими это звание. Дураки, идиоты, мусор. Он докажет, что имея кое-какой талант от бога и упорно трудясь, можно стать лучшим; он им станет. Он затмит Урахару Киске. Его начальник померкнет в лучах его успеха. Будет глотать пыль, поднятую его стремительным рывком.
Куроцучи Маюри победит в этой схватке, и никто его не остановит.
А потом произошло это. Гений собственной персоной вышел из своей личной лаборатории, снова снисходя до общения с низшими, смешиваясь с окружающими и опять работая вместе со всеми, улыбаясь этой своей фальшивой улыбкой, которая, Маюри знал, была лишь маской, щитом. Именно этот случай продемонстрировал ему, в который раз, насколько далеко - и каким же невообразимо далеким оказалось это расстояние! - позади плелся он за человеком с таким количеством таланта от бога, что он просто не знал, что с ним делать.
Вот так далеко позади он был. Отстал настолько, что догнать блондина казалось невозможным. Теории, поверхности которых он едва коснулся, Урахара знал как свои пять пальцев, создав их с нуля во сне или в душе. Ну как же все-таки несправедлива была вселенная! Он просто поверить не мог. Весь его тяжелый труд, все, буквально все просто исчезло в тот миг, когда двери личной лаборатории временно открылись для членов дивизии и чудаковатый капитан в одном из этих своих приступов подавленности и неуверенности в себе заявил, что ему требуется помощь. Все растворилось без следа в сиянии чистого гения его начальника.
Догнать его казалось задачей невыполнимой. Но он знал, что увидеть - еще не значить поверить, и что увиденное - не всегда то, чем оно является на самом деле. Все дело в восприятии. Вот это и есть наука. Наука выполняла невыполнимое, доказывала невозможное, переходила к следующей проблеме и снова брала верх. Именно это и делал Урахара Киске бог знает сколько раз, и он, Куроцучи Маюри, сделает то же самое, одержав верх над гением - приблизившись к нему вплотную, сравнявшись с ним, а затем и превзойдя.
Он сделает это. И вот он с головой погрузился в свою работу - глубже, чем когда-либо до этого - оставаясь в лабораториях долгими часами после конца рабочего дня, анализируя, изучая, совершенствуя и непрерывно наблюдая и учась. Он отдался работе целиком, лаборатория была его жизнью, а наука - душой. Он работал со всей яростью одержимого, и он был уже близко. Так мучительно близко, что необходимость сна отдавалась болью, по живому резала неизбежность прекратить работу после целых двух недель непрерывных поисков выхода из тупика, в который он попал, борьбы с преградами и помехами на пути. Он был на пределе.
А потом случилось это.
Повод был жалким. Он это знал. Он был совершенно, всецело и абсолютно чушью. Не надо было даже обладать логическим мышлением, чтобы увидеть, что этот повод, сама эта причина была с изъяном. Ничего подобного раньше не случалось, нет, точно не случалось, он бы знал. Его уже раз сминала эта машина системы, он знал, каково это. Вся эта ложь - как жалко она выглядела. Достаточно было и одного лишь взгляда на остальных капитанов и сам процесс разбирательства... Все распалось в прах прямо у него перед глазами, но всей картины он не видел. У него были подозрения, были мысли, но он держал их при себе. В конце концов, он ничего не значил.
Его кумира, его цели больше с ним не было. Все, что он делал, казалось, потеряло всякий смысл. И именно это он ненавидел больше всего. Даже сама эта идея была для него невыносима. Он отторгал ее, отказывался ее принимать. Отказывался принимать то, что Урахара Киске просто взял и исчез. Это было просто смешно. Он знал, что люди из Централа 46, наверное, нашли что-то в их исследованиях, что им не понравилось, особенно учитывая, что эти слабоумные заседатели Централа перерыли их базу данных вдоль и поперек.
Дурачье. Никто не знал эту базу так, как он, или так, как Урахара Киске. Вся эта ерунда, которую они откопали, все эти так называемые железные доказательства против его капитана, вся эта глупость про предательство - все это было просто чушью собачьей. И он, Куроцучи Маюри, это знал. В конце концов, он был тем, кто следил за не подлежащими оглашению проектами. База данных была под его контролем с того момента, как и раздражающая лейтенант и этот его болван-капитан куда-то испарились. Его это мало интересовало. Но была одна вещь, которую он знал вне всякого сомнения.
Одна вещь, которую он знал наверняка: Урахара Киске предателем не был. Честно, хоть этот человек и был неприятным, хоть его цели и были неясны, хоть он и не раскрывался никому, хоть и были вещи, которые не многие о нем знали, но все же он был ученым. А все ученые, все настоящие ученые умели читать друг друга. Все, чего хотел Урахара Киске - это раздвинуть границы науки. Он хотел найти пределы возможного, выяснить, что за невозможное лежит за ними, и это невозможное воплотить в жизнь. В его капитане не было ничего предательского. Да и с чего бы таковому в нем взяться? До этого он никогда не был жертой обстоятельств или целью системы. По сути, он был живым воплощением того, что называется "гений". Только этот его блестящий разум был скрыт под личиной любителя валять дурака.
Но поделать он ничего не мог, да и не стал. Не было ничего, чем мог помочь вызывающий неприязнь третий офицер недавно полностью реформированной, а теперь и обесчесщенной 12-ой дивизии. Он был бессилен, и, откровенно говоря, всем сердцем ненавидел именно это. Он не спешил, медленно пробираясь к вершине, опустив голову, заперев все эти проклятые тайны в свою личную потайную базу данных - туда, где хранились и все остальные секреты Урахары Киске. Само собой, блондину бы и в голову не пришло, что его ретивый подчиненный сумел найти этот его тайник. Уж скорее он пребывал в уверенности, что, случись такое, этот самый подчиненный с его-то амбициями не упустит шанса вбить последний гвоздь в крышку его гроба, окончательно погубив и очернив его имя, чтобы он уже наверняка никогда не сумел вернуться в Общество Душ.
Но делать это было бессмысленно, так ведь? Куроцучи Маюри был человеком науки. Он хотел померяться умением с лучшим из ученых. Так что мешать лучшему стать лучшим было бессмысленно. Совершенно бессмысленно. И вот, его быстро повысили до капитана. Казалось, Централ отчаянно старался оставить "прискорбное предательство" позади. Каждому дураку было ясно, что все это - не более чем фарс, и что за сценой что-то происходит. Но в Централе заседали не просто дураки. Они были слепыми дураками. Они не видели того, чего не хотели видеть, а потому и тут проигнорировали все признаки.
Они постарались отстранить его от себя как можно дальше, не желая видеть ничего, что напоминало бы об этом "прискорбном предательстве". Они его не замечали. Он был чокнутым недоразумением природы. Вот и здорово. Маска уродца как нельзя лучше подходила для его целей, пока он затачивал свое мастерство до остроты кончика иглы и еще острее. Он продолжал совершенствовать свое умение до тех пор, пока не знал каждый сантиметр лаборатории буквально наизусть, пока не мог проводить сложнейшие эксперименты с закрытыми глазами, пока не ушел от всех остальных так далеко вперед, что почти почувствовал, почти увидел этот неуловимый титул гения. Не было никого, с кем бы он мог обсудить свои теории, они были слишком новаторскими даже для так называемых передовых умов 12-ой дивизии. Он был как никогда близок к достижению своей цели - еще немного, еще чуть-чуть, совсем чуть-чуть...
Но достичь ее он никогда не мог. Это была лишь иллюзия. Он обманывал сам себя и знал это. Он был сумасшедшим ученым, жестоким отцом, омерзительным сгустком слизи, но не гением. Он ни на йоту не приблизился к этой ускользающей мечте. Безысходность почти завладела им. Он почти сдался. Но нет, ведь он же был ученым. Он никогда не прекратит свое преследование совершенства, подбираясь все ближе, но никогда не дотягиваясь до его. Он и не хотел достичь совершенства. Он лишь хотел добраться до этой последней контрольной точки. Этой последней светловолосой, любящей валять дурака контрольной точки по имени Урахара Киске.
Но почему? Почему так трудно было карабкаться по этому склону? Почему невозможно было достичь вершины? Как он должен был сбросить чемпиона с подиума, когда не мог даже приблизиться к ведущим на него ступеням? Почему?... Он не мог даже подступиться к подножию этой горы. Даже начать этот путь возможным не представлялось. И он это ненавидел всем своим существом. Ненавидел, что был лишен возможности хотя бы попытаться, что ему не было позволено даже начать пытаться. Он питал глубочайшее отвращение к самой этой идее, но поделать ничего не мог. Он отказывался заглядывать в записи белобрысого кретина. Наотрез отказывался.
Он будет взбираться вверх без посторонней помощи. Он доберется самостоятельно. В один прекрасный день Куроцучи Маюри, капитан 12-ой Дивизии Готея 13, побьет Урахару Киске его же собственным оружием. А до тех пор он будет изо всех сил стремиться это сделать. Он смело встретит в лицо все насмешки, он выдержит все унижения, он будет язвительным и едким с ними. Они не понимали. Да никогда бы и не поняли.
Он наслаждался вызовом добраться до этого уровня. Он его смаковал.
Но, конечно, были и времена, когда он остро ощущал, что никто его не понимает, и когда в один из этих дней никто другой не мог осознать всю гибкость идеи заменить источник питания, потому что это повлияет на плотность жидкости в изоляционном слое компрессионной барокамеры, позволяя, таким образом, скачком поднять эффективность, благодаря чему, в свою очередь, возможным станет проводить еще более сложные эксперименты, ему до смерти, просто до смерти хотелось интеллектуальной беседы.
Интеллектуальной беседы в лице светловолосого, любящего валять дурака капитана.
@темы: bleach